Елена ШАРКОВА
21 января 1815 года в Царскосельском лицее прошёл публичный экзамен для учеников, переходящих с младшего курса на старший.
Именно там, как написал Пушкин, «старик Державин нас заметил и в гроб сходя, благословил».
На экзамене присутствовал тогдашний патриарх русской поэзии Гавриил Державин, а пятнадцатилетний Александр Пушкин читал специально созданное к этому случаю стихотворение «Воспоминание в Царском Селе». Незачем описывать, как всё происходило, Пушкин сам подробно рассказал:
«Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую «Водопад». Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: где, братец, здесь нужник? Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил свое намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и веселостию. Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом ... Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел обнять... Меня искали, но не нашли...»
Взрослый Пушкин оценивал Державина трезво и жёстко («не имел понятия ни о слоге, ни о гармонии – ни даже о правилах стихосложения»), но для начинающего юного поэта чтение своего произведения перед мэтром – событие огромного масштаба.
Оно и объективно было таким. Редкий случай в истории литературы: уходящая эпоха не просто признала новую, но и зафиксировала момент «передачи власти». Говорили, что Державин сказал – вот кто меня заменит.
Вряд ли он имел в виду – буквально, но вышло именно так: Пушкин уничтожил тяжеловесный вычурный язык державинской эпохи и заменил новым, лёгким и прекрасным.