Елена ШАРКОВА
10 ноября 1871 года Генри Мортон Стэнли нашёл Дэвида Ливингстона.
К тому времени доктор Ливингстон был не просто национальным героем, а настоящей мировой знаменитостью. Путешественник и миссионер, он десятилетиями с отчаянной смелостью исследовал Африку, забирался в неизведанные районы, совершал открытия, обращал местных жителей в христианство, боролся с рабством. Именно Ливингстон первым из европейцев увидел водопад Виктория.
Его последняя экспедиция не задалась с самого начала. В этот раз Ливингстон собирался распространять христианство, уничтожить работорговлю на восточном берегу Африки и найти исток Нила. Однако местные отнеслись к экспедиции весьма враждебно, часть носильщиков дезертировала, лекарства украли, и в довершение всего Ливингстон заболел тропической лихорадкой. Он не мог ходить, думал, что умирает. Шесть лет мир не имел о нём никаких известий.
На поиски Ливингстона отправились несколько экспедиций. Американская газета «Нью-Йорк геральд» послала своего специального корреспондента — Генри Мортона Стэнли, опытного журналиста с авантюристской жилкой. Его экспедиция столкнулась с теми же трудностями, но он всё-таки добрался до деревни Уджиджи, где жил доктор Ливингстон.
И вот они встретились. Конечно, Стэнли узнал Ливингстона сразу — видел его портреты, да и кем ещё мог быть этот единственный на всю округу белый! Что должен был сказать один измученный человек другому измученному человеку? Воскликнуть что-нибудь вроде «Это вы, какое счастье, я вас нашёл, вы живы»?
Нет, Стэнли, по его рассказам, церемонно произнёс:
— Доктор Ливингстон, я полагаю?
Чудесная фраза. Такая английская, такая джентльменская, такая уместная в самых неуместных обстоятельствах.
Стэнли это выдумал. Существуют убедительные, хотя и косвенные, доказательства — в момент исторической встречи этой фразы он не произносил, а придумал её позже, когда писал репортаж для своей газеты.
Почему он так поступил? Во-первых, Стэнли был журналистом, и ему хотелось подать свою удачу как можно эффектнее. А во-вторых — как ни парадоксально, потому что не был джентльменом. Они оба, и Ливингстон, и Стэнли, не родились джентльменами. Доктора это не волновало, а журналиста всю жизнь волновало, и очень. Ему хотелось, чтобы его считали джентльменом. Как полагают исследователи, в момент написания репортажа Стэнли задумался — что сказал бы настоящий джентльмен в подобной ситуации? И родилась эта гениальная фраза.
С тех пор она живёт своей жизнью и символизирует идеального англичанина из художественной литературы XIX века — хладнокровного, невозмутимого, вежливого, обладающего специфическим юмором. То есть джентльмена.